ПОЧИТАЙТЕ ПЕРЕД  СНОМ:

Высказывания митр. Питирима

Чудесам Владыка давал замечательное «компьютерное» объяснение: «Мир — система.
Чудо — устранение ошибки в системе».

***
Четки мы носим не для украшения, это вещественный знак молитвы. Если человек в
уединении — ему это не очень нужно, а если все время болтается в миру — это
помогает.
* * *
Не разрешалось также ввозить (в Англию)
фотоаппараты, — точнее, можно было иметь при себе фотоаппарат для съемок, но
привозить для продажи было нельзя. А я как раз этим очень неплохо поддерживал
наш приход: покупал у нас старые фотоаппараты, возил их туда владыке Антонию, а они их там очень выгодно продавали. Возил я их в митрошницах, клобучницах.
* * *
Духовность в православном понимании — это та высокая степень личного внутреннего
развития, которая, принимая все, высшей ценностью считает вечную жизнь своей
души в полном соответствии с волей Божией. Душа неизмерима никакими ценностями.
Когда мы придем на суд к Богу, нас не спросят: «Сделал ли ты что-нибудь для
спасения Каракумов или Аральского моря, или для орошения Афганистана?» Бог
спросит, и мы обязаны будем ответить на вопрос: «Что ты сделал со своей
совестью? Было ли так, что ты когда-нибудь ее не послушал? И сколько раз ты ее
не слушал, сколько раз ею пренебрегал?»
* * *
Путь восхождения к Богу — это самоограничение и молитва. Чем проще молитва, тем
она действеннее. Поэтому и древние церковные писатели, и наши русские духовные
наставники твердят о высоком значении краткой так называемой Иисусовой молитвы:
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Эта молитва создает
тот внутренний духовный мир, который является выражением пути человека к Богу и
привлекает в ответ божественную силу.
* * *
Был такой замечательный иерарх — архиепископ Филарет Рижский. Как-то раз он
сказал: «А я правило вообще не читаю». Я, иподьякон, услышав это, чуть в обморок
не упал: как же так, такой хороший архиерей и вдруг — правило не читает! А он
продолжал: «Я прихожу в свою домовую церковь и сижу в кресле перед алтарем, пока
не почувствую, что готов служить обедню». Сколько он так сидит — он мне не
рассказывал, и что он при этом делает — тоже, — я уже и вникать перестал:
получил — и успокоился. Но, во всяком случае, это внутреннее состояние — уже не
необходимость, а желание, и даже жажда молитвы, — как раз то, с чем
священник должен подходить к литургии.
* * *
Всякая небрежность, разболтанность —
и в работе, и в одежде — это умаление духовной сущности. Добродетель целомудрия,
которая очень ценится в Церкви — это не столько сохранение девичьей чистоты или
юношеской свежести — это именно целеустремленность, целенаправленность,
цельность личности
* * *
«Вот
вы критикуете монахов. А знаете, чем монах отличается от всех вас, здесь
стоящих? Он хотя бы один раз — но хотел быть лучше. А вы?» Это, конечно,
полемический, риторический прием, который не всегда может быть применен, но
действительно: монах — это тот, кто однажды хотел стать не таким, как вся
биологически существующая масса, а сосредоточить все свои силы на одной важной
цели — достижении одного высшего состояния.
Высшая монашеская ценность — невозмутимый покой, но монах никогда не утвердится
в ней, пока не скажет: «В мире только двое — я и Бог». Монашество — это школа
созидания собственной личности. Монах уходит от мира, чтобы в тишине, в
уединении созидать самого себя. Уединение человеку необходимо.
* * *
удел монашества всегда трагичен тем, что
человек, уходящий от мира, не остается в уединении долго. Мир идет к нему в
поисках той тишины и глубины, которую тот нашел для себя. Таким образом,
монашество становится уже социальным служением.
* * *
Был в Москве церковный чтец — Дометий Петрович. Он был лишен
гражданских прав, жить ему было негде, поэтому он жил в церковном подвале,
одновременно выполняя обязанности истопника. В церкви он был псаломщиком и
страшно переживал, что церковный устав соблюдается не полностью. После службы он
брал все свои книжки, спускался в подвал и там начинал все вычитывать заново —
со всеми антифонами, стихирами, канонами.
* * *
Один ...священник впоследствии вспоминал: «Какая раньше
была духовная жизнь! Во время шестопсалмия, бывало, столько было разговоров,
духовных бесед!»
* * *
Литургика — очень трудная наука, я хорошо это знаю — сам ее года два или три
преподавал. Даже мог без подготовки читать Великопостный канон. А покойный
Патриарх говорил: «Все очень просто: один раз выучить — и на всю жизнь». Так он
говорил, когда мы удивлялись, как это он на память произносит троицкий отпуст.
* * *
Священник — как солдат. Я всегда говорю, что все люди — работают, и только
духовенство и военные — служат. Священник не принадлежит самому себе. Не
случайно еще давным-давно сложилась поговорка, которую я знаю не из книжки, а
слышал из живых уст: что священник «не доспи, не дообедай, знай, крести, да
исповедай». Наш отец говорил, что в доме священника дверь не должна стоять на
петлях.
* * *
В довоенные годы «на Елоховке» — как тогда говорили — был отец дьякон. Дьякон он
был хороший, но очень хотел быть священником и добился своего, настоял, чтобы
его рукоположили. О. Николай Колчицкий уговорил Блаженнейшего — митрополита
Сергия. Специального священнического образования у дьякона не было, и первым
делом он был направлен на исповедь. Надо сказать, исповедовать ему тоже очень
хотелось. Он первым приехал в алтарь, первым взял маленькое евангелие, крест и
пошел к аналою. Вдруг через некоторое время возвращается он в алтарь совершенно
изменившийся в лице. Положил крест и евангелие на место, сел, охватив голову
руками и упершись локтями в колени, и, раскачиваясь, стал причитать: «Если бы я
знал, я бы никогда не пошел в священники!»
* * *
Апокрифическое мышление присутствует в Церкви как элемент восполнения недостатка
знаний. Чем выше духовное состояние человека, тем меньше он нуждается в этом
восполнении. На низшей же ступени зарождаются всякие суеверия
* * *
Вносить в церковь пороки жизни — это
хула на Духа Святого.
Нередко люди подозревают в себе какое-то действие нечистой силы и идут на
отчитку. Я, признаться, никогда этого не одобрял. Во время этих отчиток
начинаются всякие ужасы и человеку может стать еще хуже, чем было раньше.
* * *
Когда перед вами очень красивая икона — ею можно любоваться. А древнее правило
гласит: на икону не засматривайся. Стой перед ней, но взглядом и мыслью не
блуждай. В то же время преподобный Серафим говорил — если, конечно, собеседник
был подготовленный: «Не смотрите на икону. Сосредоточьтесь, можете смотреть на
свечу, а еще лучше — в пол».
* * *
Плач о грехах выступает как одна из высоких степеней
внутреннего духовного совершенства: это всегда печаль светлая, печаль,
исполненная надежды.
* * *
Чудесам Владыка давал замечательное «компьютерное» объяснение: «Мир — система.
Чудо — устранение ошибки в системе».
* * *
Россия представляется мне экспериментальным полем Творца. Ей
уготован исторический путь синтеза. Мы все время синтезируем. В X в. мы
восприняли христианство и византийскую культуру в высшей точке ее развития.
Произошел первый синтез — нашей славянской самобытности и христианства. Возникло
государство Киевская Русь. В XIII в. Русь была завоевана ордами монголо-татар.
Это было бедствие, но тем не менее она прошла и через это испытание, осуществив
некий новый синтез — преодолела раздробленность и научилась ценить мощное
централизованное государство, ставшее началом великой империи. Затем, при Петре
Великом, мы восприняли европейскую, возрожденческую культуру опять-таки в высшей
точке ее развития — и, как результат синтеза, возникла русская культура XIX — XX
вв. Наконец, годы Советской власти дали некий синтез марксизма, европейского
экономического учения, с исконно русским идеалом общины. Сейчас Россия стоит на
пороге какого-то нового синтеза. Поэтому нам так важно познать самих себя,
определить свою идентичность.
* * *
Нельзя отрицать, что славянский язык на службе далеко не всегда звучит
понятно. Патриарх, к примеру, говорил, что в детстве недоумевал: почему в церкви
неправильно читают по-русски: «Ослу козла не убоится» — «Никакого согласования в
падежах!»
* * *
существует три пути познания: дедуктивный, которым пользовался
Шерлок Холмс, индуктивный, который нередко применяют философы, и интуитивный,
наиболее употребительный в религии. Наше православное понимание: познание идет
через любовь. Когда вы входите в идентичное состояние с объектом познания, то
это и есть любовь.
* * *
Когда мы учились, нас всех очень интересовала личность патриарха Никона. В конце
концов мы дерзновенно решили вопросить Бога. Наложили на себя посты, стали
молиться. И вот Толя Мельников «в сонном видении» услышал строгий голос:
«Стучишь, а куда — не знаешь!» Это было для всех нас знаком, что в эту тему
углубляться не стоит.
* * *
Македония, например, официально
освободилась от турецкого ига только в 1913 г., а столкновения с турками
продолжались и позднее. «Служишь, бывало, — рассказывал мне один старый
священник, — на престоле лежат: Евангелие, крест, браунинг. Только запоют «Иже
херувимы тайно образующе...», стоишь с воздетыми руками и вдруг видишь: в окне
физиономия в феске. Мало ли, что ему надо? На всякий случай хватаешь браунинг,
выпалишь несколько раз в окно, а потом опять — «всякое ныне житейское отложим
попечение...»
* * *
ООН выдвинула программу: «Глобализация и устойчивое развитие». Я
на одном международном форуме спросил: «О какой глобализации вы мечтаете? Была
глобальная по своему времени Римская империя, были попытки Бонапарта, Бисмарка и
некоторых других деятелей, была Российская империя — отличная от западных, но
все же глобальная, был Третий Рейх, были тоталитарные режимы — в том числе, у
нас. Какую из форм глобализации вы предлагаете?» Никто мне не ответил.
* * *
что мне органически чуждо — это
баварские церкви, с их невероятной пышностью и обилием тяжелой плоти. Не знаешь,
то ли ты в храме, то ли на балу каких-то роскошных, упитанных людей: такие
разрумяненные мученики, что любо-дорого посмотреть, многопудовые «бесплотные
ангелы», царственные дородные подвижницы, не совсем плотно одетые в свои одежды.
Впрочем это можно встретить не только в Баварии. Был я недавно в Малаге, в
Испании, — там это свойство достигло апогея: не знаешь, то ли молиться, то ли
уйти от греха подальше, чтобы не искушаться.
* * *
Некоторые мои знакомые пасторы перед Пасхой несколько дней не курят.
* * *
Армянин, например, приезжая куда-нибудь на Запад, первым делом открывает
телефонный справочник, находит фамилию, оканчивающуюся на -ян, и через пару
часов у него в номере уже толпа родственников.
* * *
У нас «сволочь» — ругательное слово, а изначально это был
дипломатический термин, обозначавший свиту. Являлся русский посол к иностранному
двору и заявлял: «Я — посол государя Московского, а это моя сволочь». На
дармовом угощении эта публика вела себя соответственно — так и появилось
современное значение.
* * *
И с Горбачевым, и с Лигачевым я в свое время спорил, что надо
восстанавливать рюмочные. Хочет человек выпить — пусть выпьет, но пусть и
закусит. В старину говорили: беда не в том, что много пьют, а в том, что мало
закусывают.
* * *
Мне один протодьякон рассказывал: когда были антирелигиозные
манифестации во время Пасхи, к нему подошел какой-то человек и ударил его в
живот. «Ну что я буду, драться с ним? Я наклонил свечку и ему горячим воском на
лицо капнул!» — в полном расположении духа, очень благодушно.